Пламя Владыки
Храм встречает меня умиротворенной тишиной.
На улицах города все еще празднуют: бьют в барабаны, поют священные песни и шумно возносят хвалу Владыке Огня, но здесь, в его главном доме, царит покой. И в этот день никто не посмеет его нарушить.
Я прислоняюсь к прохладной стене, закрываю глаза и позволяю себе мгновение отдыха. Торжественная часть праздника позади. Пламя Владыки, которое до сих пор слабо пульсирует во мне, сегодня сотворило много чудес. Мы благословляли поля, исцеляли страждущих и творили божественный суд.
Последняя мысль заставляет меня скривиться. Десять лет Владыка смотрит моими глазами на тех, кто предстает перед ним в Выжженном круге, выносит моими устами приговор и сжигает виновных, не оглядываясь на мое мнение. Но все равно каждый год находится безумец, который считает, будто можно обмануть Владыку или подкупить его Пламя.
Прохлада стены наконец слегка остужает кожу и унимает внутренний огонь, и я, открыв глаза, делаю несколько шагов к алтарю. Торжественная часть праздника завершилась, но самое сложное еще впереди.
Руки дрожат. Слова, заученные и повторенные много раз, застревают в пересохшем горле, и вместо молитвы с губ срывается проклятье. Кисло усмехнувшись, я окидываю взглядом взметнувшиеся языки пламени. Кажется, Владыка теряет терпение.
Как всегда.
Изобразив что-то, похожее на поклон, я обхожу алтарь и проскальзываю в потайной коридор. Запах гари тут же забивает нос.
С каждым шагом пламя внутри горит все слабее, тяжесть божественной силы перестает давить на плечи, пока наконец присутствие Владыки не становится едва ощутимым.
Я делаю глубокий вдох. И, загнав поглубже все чувства, распахиваю тяжелые двустворчатые двери.
Посреди круглой просторной пещеры уже пылает большая жаровня. Отсветы пламени пляшут на начищенных до блеска острых железных крюках, ползут по черным от копоти неровным стенам и отражаются в глазах того… Той, кому не повезло.
Я с трудом сдерживаю рвущееся с губ проклятье.
Она — та, кого выбрал Владыка — слишком юна. Сколько ей? Восемь? Десять? Точно не больше, чем самому младшему из Пепельных послушников. Худая, точно палка. И кожа… Слишком светлая для здешних мест. Откуда ее привезли?
Взгляд цепляется за широкую полосу железа на шее. Я крепче стискиваю зубы, сдерживая ругательство и отвожу взгляд. Рабский ошейник.
Сукин ты сын.
В княжестве рабство вне закона уже десять лет. Каждого, кого поймают на торговле невольниками, ждет костер или Выжженный круг. В прошлом году мы решили, будто вовсе наконец избавились от всех работорговцев и изжили старые порядки, но вот же…
Ошиблись.
Я невольно тянусь к собственной шее, провожу пальцами по старому длинному шраму и тут же одергиваю руку.
Нет. Я не смогу. Почему она, тр… Тронутый ты божок? Почему не какой-нибудь сраный бандит, преступивший закон маг или на худой конец никчемный пьянчуга, которых в этом городе с лихвой?
Пламя внутри оживает, и вместе с ним божественное присутствие становится ощутимее. Несколько ударов сердца Владыка молчит, но потом все же снисходит до ответа.
"Сила, — голос в голове лишен эмоций. — В этом сосуде ее больше, чем во всех прежних".
Меня накрывает ледяная ярость. Вот как, значит. Можно было и догадаться.
"Сделай, что должен, и я расскажу тебе, где найти работорговцев, — на этот раз в голосе проскальзывает намек на веселье. — Но можешь, конечно, забрать сосуд отсюда, я не стану ломать твою волю. И тогда еще много таких, как она, отплывут из города на невольничьих кораблях".
Я бессильно сжимаю ладони в кулаки. Верно. Здесь, в этой пещере, сукин сын никогда не пользуется своим божественным влиянием. Порой мне кажется, будто ему доставляет удовольствие наблюдать за мной в такие моменты.
Если бы тогда, десять лет назад, я знал, чем обернется мое восстание, то трижды бы подумал, прежде, чем входить в храм Владыки и бросать вызов его Пламени. Потому что тогда, я, кажется сменил один рабский ошейник на другой.
Мы свергли господ, сбросили оковы, но самого главного изменить не смогли. Нашему богу недостаточно одних молитв. Наша попытка отказать Владыке в ежегодной жертве закончилась голодом, болезнями и морем, слизнувшим с берега весь портовый район. За каких-то три месяца город потерял половину людей. Правда оказалась неприглядной: чтобы город мог существовать, чтобы Пламя спасало, исцеляло и защищало тысячи жизней, нужно было пожертвовать ему одну душу.
Всего одну душу в год.
Когда я собрал совет и рассказал об этом соратникам, они решили, что это — приемлемая цена.
И, наверное, они правы. Но как же, все-таки, паршиво.
Как во сне, я медленно подхожу к девочке.
Она — та самая цена, которая будет уплачена в этом году. Ее кровь накормит пламя. Ее сила будет питать Владыку. И он не позволит ей умереть быстро.
А я… Буду приходить сюда каждый день.
Лисьи сказки
