Что до́лжно
Над лесом летит лай псов. Они давно встали на след, и ни ручей, по которому прошла Айла, ни едкая трава не сумели их остановить. И бежать, наверное, глупо: псы гораздо быстрее и выносливей.
А у Айлы уже ноги подкашиваются, и каждый вдох отдается болью в груди.
До нейтральной полосы рукой подать, между деревьев уже виднеется обманчиво-чистое поле — даже маячок на запястье, который должен провести сквозь ловушки, нагрелся. Но как-то в миг Айла понимает, что никто ее из лесу не выпустит.
Подлесок становится гуще. Колючий терновник встает стеной на пути — ни обойти, ни пробраться сквозь тонкие плети. И кривые корни вязов будто оживают: коварно прячутся в палой листве и лезут под ноги. В ушах шумит кровь, неприятный металлический привкус во рту становится отчетливее. Айла невольно переходит на шаг.
Лай псов становится громче, а потом неожиданно стихает. Лес замирает: даже ветер больше не шумит в ветвях. В тишине этой Айла отчетливо слышит стук собственного сердца. Бросив тоскливый взгляд на нейтральную полосу, она останавливается. И медленно вытаскивает меч из ножен.
Глупо было надеяться сбежать от сида по лесу.
Он, тот, кто пустил собак по следу, больше не прячется. Под тяжелыми шагами шелестит листва и хрустят сухие ветки, спущенная с поводка сила давит на виски. Хочется опустить меч, упасть на колени и молить о пощаде.
Но Айла упрямо сжимает рукоять меча.
...Все равно не пощадят. И, наверное, с мыслью о смерти стоило бы давно смириться — лазутчики долго не живут, это все знают — только не выходило. Смерть казалась чем-то далеким, тем, что случится не скоро и не с ней, Айлой. Она ведь везучая. И осторожная.
Была.
Колени предательски подгибаются, когда сид шагает сквозь терновник. Колючие плети послушно расступаются перед ним, не смея цепляться за черный плащ.
Сид останавливается в полудюжине шагов, окидывает Айлу оценивающим взглядом и кривит губы в подобии усмешки.
— Это все же ты, — голос его звучит ровно, только глаза становятся холодны. — Стоило догадаться.
Сердце пропускает удар. Так не должно быть, но сказанное заставляет Айлу почувствовать себя виноватой, хотя никакой вины за ней нет. Она делала, что должно. Благодаря картам, на которых отмечены пустые холмы, люди узнают, откуда ждать следующего удара. И, быть может, сумеют победить в войне.
— Бежать некуда, — сид кладет ладонь на рукоять меча. — Сдавайся.
Айла упрямо качает головой. Лазутчику в плен лучше не попадать. Пусть она знает не так уж и много, но, если заговорит, сидам и того хватит. А она обязательно заговорит. Подземелья в Вороньем Замке глубокие, и палачи свое дело знают.
А потом лазутчика все равно ждет виселица. Или стрела в сердце — тут уж как повезет.
Лучше погибнуть в бою.
Айла поднимает меч повыше. Под тяжелым взглядом сида руки дрожат, и кажется, что еще чуть-чуть — и клинок выпадет из непослушных пальцев. Стиснув зубы, Айла делает глубокий вдох, — как перед прыжком в реку, — и первой бросается на сида.
Застать врасплох не выходит. Лезвие даже не касается черной брони: сид уходит от удара быстрым плавным движением и бьет под колени. Айла падает. Жмурится, ожидая боли, но она почему-то не приходит.
И добивать ее не спешат.
Сид кривится, отходит на шаг и скрещивает руки на груди, не спеша доставать оружие.
— Ты слабее. Сдавайся, — вновь предлагает он.
Гнев прогоняет страх. Айла, ругнувшись, вскскивает на ноги и обходит сида по дуге. Может, она и слабее, но не настолько же, чтобы брезговать испачкать об нее меч.
Сид, будто прочитав мысли, едва заметно усмехается и позволяет ей зайти за спину.
Злость крепнет. Разливается горячей волной по телу, придает сил, и Айла снова бросается на сида. Резко, стремительно, так, что будь ее враг обычным человеком, меч бы точно оставил отметину на его шкуре. Но клинок вспарывает пустоту. Айлу толкают в спину, — несильно, только и этого хватает, чтобы снова упасть.
— Хватит, — холодно бросает сид, и все же медленно тянет меч из ножен, когда Айла упрямо вскакивает на ноги. — Я могу тебя убить прямо сейчас.
По спине бегут мурашки. Умирать не хочется, шансы на победу призрачны, но в темницу, к палачам, не хочется еще больше. Айла унимает дрожь и снова бросается в бой.
На этот раз сид подставляет под удар клинок. Обиженно и зло звенит сталь, правая рука немеет, и Айла стискивает зубы, чтобы не вскрикнуть. Меч выскальзывает из непослушных пальцев.
— Хватит, — повторяет сид, и глаза его на мгновение вспыхивают серебром. — Мне надоело.
Тело внезапно перестает повиноваться.
Нет-нет-нет… Только не колдовство... На него Айле нечем ответить.
Она судорожно вдыхает, пытаясь шевельнуть хоть пальцем, и невольно вздрагивает, когда сид презрительно морщится.
— Я до последнего не верил, — его губы трогает кривая усмешка. — Думал — оговорили, — он отводит взгляд, и Айла без сил оседает на землю.
От сказанных слов отчего-то становится горько. Сердце снова предательски сжимается, и нестерпимо хочется оправдаться, сказать, что выбора не было, что он поступил бы точно так же, но вместо этого Айла тянется к мечу.
Сид качает головой. Одно его прикосновение — и лезвие рассыпается на осколки. Один шаг — и его собственный клинок замирает в дюйме от груди.
Вот и все.
— Почему?
Вопрос звучит едва слышно.
Айла вздрогнув, отворачивается.
— Делай, что должен, — хрипло выдыхает она вместо ответа.
Ругнувшись сквозь зубы, сид больно хватает за волосы, дергает, заставляя поднять голову, и заглядывает в глаза. Приставленный к шее клинок холодит кожу.
Во рту становится сухо.
Айла зажмуривается в ожидании боли. И щеки отчего-то становятся мокрыми.
— Нет, — неожиданно цедит сид. — Так просто ты от меня не отделаешься.
Сердце замирает.
Айла всхлипывает, распахивает глаза и успевает заметить блеск стали прежде, чем голова становится непривычно легкой.
Клинок с тихим шелестом возвращается в ножны.
— Обычно так поступают с теми, кого изгоняют из рода, — голос — отстраненный, неживой будто, — пробирает до мурашек. — У людей, как оказалось, есть похожий обычай.
Айла трогает короткие неровно остриженные пряди, скользит невидящим взглядом по упавшим на колени косам и судорожно сглатывает.
Этот обычай давно забыт, но когда-то люди так поступали с теми, кого делали рабами.
